Испытание собором

Русская Православная Церковь попросила перенести Всеправославный собор, то есть отказалась участвовать в том соборе, который должен начаться 16 июня на Крите. (www.pravmir.ru – "Официальное заявление Русской Церкви о ситуации вокруг Всеправославного Собора | Православие и мир") . Напомним, что собор, который готовился более 100 лет (впервые речь о нем зашла в 1902 году) должен был объединить за одним столом впервые за тысячу лет пятнадцать Предстоятелей православных церквей и обсудить важнейшие вопросы современности.

Однако проблемы начались задолго до собора. Сначала очень скверно шла подготовка. Еще в марте 2014 года на собрании Предстоятелей и представителей Православных церквей в Стамбуле Патриарх Кирилл констатировал: «Созданный много лет назад секретариат по подготовке собора… не функционирует». Непонятна тематика собора и его регламент, нет понимания, кто будет в президиуме, нет даже приблизительной даты (См. ЖМП. №4.2014). Наконец, утряслись формальности, но тут же возникли сложности более серьезные, а также обострились старые противоречия.

Во-первых, главная проблема в том, что официально инициатором собора может выступить только Константинопольская церковь. Но самая большая по численности верующих и по своему влиянию это Русская Церковь, у которой, как известно, отношения с Константинополем давно были сложными, а после переворота на Украине серьезно обострились. На этом фоне 1 июня 2016 года из-за разногласий по повестке, некоторым документам собора, из-за больших расходов на визит отказалась от участия в соборе Болгарская Церковь. Потом отказались участвовать Сербская, Антиохийская и Грузинская Церкви. При этом Антиохийская и Иерусалимская Церкви с 2015 года в тяжелом конфликте и не имеют между собой евхаристического общения (не могут вместе причащаться на литургии). Русская Церковь предложила в экстренном порядке 10 июня провести предсоборное совещание, чтобы решить проблемы, но Константинополь отказался от этой возможности: «Ни одна институциональная структура не может пересмотреть уже начавшийся соборный процесс». И уже в этом можно видеть отголоски скрытой борьбы, которую ведет Русская Церковь с Константинопольской за неформальное первенство в православном мире.

Еще одна проблема. Решение об участии Русской Церкви в соборе вызвало серьезную активизацию различных консервативных сил, раздающих анафемы, как подзатыльники, всем и всему. Только улегся скандальный фон вокруг встречи Патриарха и Папы, как подошло время собора и анафематствующие воспряли. Проблема усугубляется тем, что, во-первых, руководство Церкви крайне болезненно реагирует на любую критику, даже когда критика не требует этой реакции. И, во-вторых, вместе с «консерваторами» и «антиэкуменистами» (а то и под их прикрытием) действуют откровенные либералы антицерковного толка, работающие по политическому заказу, которые хорошо используют возможности Интернета и либеральных СМИ. В истории с собором почва оказалась благодатнейшей – «мочить впрок» это любимая привычка либералов и «охранителей» (собора еще нет, но уже всем ясно, что там будет), кроме того, собора еще нет, а скандал уже есть, то есть то, что надо для либеральных СМИ, уже произошло.

А противопоставить им некого. Работа со СМИ, невзирая на все усилия руководства профильного отдела, пока отстает от светского уровня. Кроме того, все «реформаторы» (то есть люди, склонные инициировать, поддерживать, обосновывать перемены) за последние годы оказались в ничтожном меньшинстве. Уже приходилось многократно говорить о той катастрофе, которая произошла с миссионерской деятельностью, работой с молодежью, многими другими направлениями, которые вовлекали в Церковь неравнодушных, творческих, активных людей. И вот сейчас это начинает сказываться.

Какие еще проблемы существуют? Не следует забывать, что в эпоху Вселенских Соборов их участники не очень-то считались с мнением мира, а также с «господствующими тенденциями». Когда проходил первый собор, ариане были в подавляющем большинстве, но Святителю Николаю и некоторым другим и в голову не могло придти согласиться на этом демократическом основании с Арием. Когда на последующих соборах откалывались несториане, монофизиты, монофелиты, когда меафизиты не признавали соборов, их никто не тянул назад и не уговаривал. Просто оформляли их отпадение или несогласие соборными решениями и двигались вперед. Именно поэтому сегодня указанные выше явления именуются не «иным мнением», не «инакомыслием», не «субъективной точкой зрения», а ересью.

Сегодня проблемы иные. Все Церкви, потенциальные участники собора, сильнейшим образом зависят от внешних сил и не способны (или не желают) им противостоять. Люди типа троицкого старца Симона Шубина, который Ивану Грозному, желавшему поесть с дороги, сказал: «Сударь, князь Иван, поздно, уже благовестят», и, пожалев, дал объедки, остались поучительными, но устаревшими примерами из древних сказаний. Большинство формально внутренних или внешних церковных конфликтов имеют хорошо если не откровенно политический, а просто мирской, человеческий подтекст. Постившимся и непостившимся, трудившимся от первого и единонадесятого часа возвеселиться днесь никак не получается, богатии и убозии, друг со другом не ликуют. Трапеза исполнена, но насладитися не удается – сотрапезники выясняют в дверях, кто более достоин.

Еще одна проблема – боязнь определенности, конкретики, цельности. Многажды было заявлено, что готовящийся собор, упаси Боже, не вселенский, так как на нем никаких догматических и литургических вопросов не решается. А почему не вселенский? Почему не решается? Потому что уже нет сил отвергнуть несогласных, настоять, утвердить. Очарование большинством проникло и в эту среду. То есть прав тот, у кого больше просмотров и лайков, за кого интернет-биомассы. Характерный пример – УПЦ МП после победы на Украине Майдана и хунты образовала комиссию для диалога с анафематствованными раскольниками (что противоречит канонам – см. 88-е правило святителя Василия Великого, 21-е Правило Собора Халкидонского и т.д.), так как «большинство епископов сошлись во мнении, что Майдан расценит отказ от «диалога» исключительно негативно, что подорвет авторитет УПЦ МП в стране». То есть те, кто громче всех орал на тот момент, определяли и судьбы Церкви.

Поэтому собор опять же должен «выразить отношение», «заявить», «утвердить», «предостеречь», «констатировать». То есть «ругатися миру», как было столетиями, он не намерен. А ведь одной из движущих сил Христианства всегда был именно конфликт с миром, с современностью, так как Христианство есть бесконечный спор с миром о ценностях, об Истине, о подлинной жизни, а обязанность христианина исправлять мир, быть его совестью. Сегодня этого конфликта стали бояться даже Церкви. Поэтому выходят статьи, произносятся речи, звучат миллионы правильных слов, а их никто не слышит, они никого не волнуют, ничего не меняют, так как Церковь в сознании большинства превратилась в бюро ритуальных и культурно-исторических услуг общества. От нее теперь всего лишь требуются рекомендательные предложения по совершенствованию этических и этических представлений. И Церковь, как ни горько это констатировать, согласилась со своим новым местом в этом мире. Осторожность Церкви в те самые моменты, когда нужно решительное и твердое слово, аккуратнейшие оценки, деликатнейшие умолчания свидетельствуют именно об этом. В итоге, по словам М.Клавеля, закономерно происходит трагическая подмена Христианства христианскими ценностями. То есть разговор на соборе в очередной раз должен быть о ценностях, но не о Христе.

Помимо этого происходит измельчание религиозной проблематики в публичных выступлениях и спорах. Сегодня спорят о мелочах, но не о глобальных экклезиологических, сотериологических, богословских проблемах, нет споров, подобных спорам вокруг природы Троичности, соотношения свободы и благодати или изображения Бога Отца. И собор также не собирался об этом спорить, это обсуждать. То есть не собирался задать тон, стимулировать дискуссии, хотя история дает массу примеров, когда фундаментальные споры формировали общественную среду, возбуждали мысль, мнение и действие. Можно вспомнить хотя бы дискуссии и споры Д.Бруно и Г.Галилея, И.Грозного и А.Курбского, Ф.Степуна и С.Трубецкого. Но не до дискуссий – главное, консенсус, эфемерное, зыбкое единство всех вокруг протокола и программы. Главное, чтобы все согласились, поддержали, проголосовали. Все умеренно, конфликт между 'ομοιούσιος и όμοούσιος полностью преодолен, человек «иже милостыню творяше, но блуда не остася» изображенный на древних фресках Страшного Суда привязанным к столбу между раем и адом, становится главным субъектом современной церковной жизни. То есть уже и православные Церкви сегодня ведут себя как Рим эпохи вселенских соборов, когда споры вокруг догматов Боговоплощения занимали только Восток, а Римская Церковь занималась вопросами гораздо более приземленными, морально-практическими, антропологическими, наконец, политическими. То есть у Церквей был шанс вновь начать давно прерванное «строительство человека», но вместо этого они решили заняться только его ремонтом, да и то не капитальным, а косметическим.

Но и это не все. Выйти из истории с собором без потерь уже не получится. После отказа Русской Церкви от участия в соборе ситуация вокруг последнего становится предельно острой. Во-первых, если собор все-таки не состоится, непонятно вообще, состоится ли он при нашей жизни, так как это шанс, который дается раз в столетие. Во-вторых, вместо главного фактора объединения собор может стать катализатором пока еще условного, пока еще не догматического, раскола по линии между Константинополем и Москвой, что невольно очень хорошо ложится на политический конфликт между Москвой и Стамбулом. Возникает, как на вокзале, группа «уезжающих» – Русская, Болгарская, Сербская, Грузинская, Антиохийская церкви и группа «провожающих» – Константинопольская Церковь и остальные, среди которых торжествующий Киев, который давно ищет повод окончательно уйти под Константинопольский омофор. В точности так было уже в 1930-е годы с частью эмигрантских приходов во Франции. Именно тогда главный собор Парижа стал «принадлежать» Константинополю.

Как видим, ситуация очень похожа на ту, которую мы повсеместно наблюдаем в политическом поле. Явные и тайные драки различных сил, консенсусы и договоренности, десятки больших и малых чашек разных весов качаются то выше, то ниже, стрелки множества барометров улавливают малейшее колебание политических, инославных, социальных атмосфер, «дух мира сего» неистребим, как тараканы в сталинском доме. Тем временем у миллионов православных тают последние надежды. Никто не может договориться, все разделяются, ссорятся, дуются, расходятся, так вот еще и эти… Что же это такое? А как же «в главном единство, во второстепенном свобода и во всем любовь?»